В гостях у Стаса Михайлова

Стаса Михайлова уважают, ненавидят, боготворят, насмехаются, но большая половина женщин обожает его песни, с удовольствием ходят на его концерты. Жизнь знаменитых и успешных всегда интересна. Сегодня у нас есть возможность побывать в гостях у знаменитого артиста эстрады.

Я не желаю зла женщинам, с которыми жил. Наоборот, хочу, чтобы они вышли замуж и были счастливы. И как бы в свое время ни поступали они со мной, насколько бы тяжело я ни мучился из-за разлуки с детьми, когда мне не давали с ними общаться, — я это пережил и обид ни на кого не таю. Все осталось в прошлом. А с Инной я словно начал жить заново. Убежден: наша встреча была предрешена свыше», — рассказывает Стас Михайлов, самый закрытый артист нашей эстрады.

— Вот что я вам скажу: у меня к большей части СМИ отношение край­не негативное. Часто меня просят об интервью и фотосъемках, но я категорически отказываюсь. Моя жизнь для всех закрыта, — такое начало беседы со Стасом Михайловым немало встревожило корреспондентов «7Д». Успокаивало лишь то, что прибыли мы в загородный дом певца не исподтишка, а по личной с ним договоренности. И Стас еще раз подтвердил это: — Для «7 Дней» я решил открыть двери своего дома по одной простой причине — вам можно доверять.

— Вы не представляете, сколько приходится терпеть от всяких программ и публикаций! — взволнованно включилась в обсуждение темы супруга Стаса Инна (победительница конкурса «Мисс Кировоград-89»). — Там же 80 процентов неправды. А сколько гадостей! К счастью, Господь дал нам разум не унизиться до оскорблений в ответ. Но неприятно очень. Как-то я спросила нашего адвоката: «Что со всем этим делать?» А он ответил: «Ничего. Скажи себе: «Как же классно, что о нас пишут! Вот перестанут — это будет плохим знаком». А нервничать не надо. От этого все равно никуда не деться»

Стас: И я так считаю, а Инна все равно нервничает. Понять можно, ведь действительно столько всякой чуши несут и про меня, и про нее, и про наши отношения. То пишут, что я живу ради ее денег, то ее называют приживалкой. Прогнозы идиотские делают: дескать, Михайлов бросил одну женщину с ребенком, вторую, значит, бросит и третью — на фиг она нужна ему с двумя детьми, если он своих-то кинул... Чьих-то чужих детей подставляют ко мне и представляют моими, жен находят, которых в моей жизни не было... Инна смотрит на все это и страшно расстраивается. Приносит мне публикации, показывает, чуть не плача. Но у меня крепкая психика, что бы ни написали, я живу спокойно. Мне на этот бред просто наплевать. И ей говорю: «Бери пример с меня — не реагируй. Мы-то с тобой знаем, как у нас все обстоит на самом деле».

— А как, Стас? Ну, например, была у вас с Инной свадьба или вы все-таки не женаты?

Стас: Да женаты мы. Просто когда два человека собираются создать семью в юности, этому предшествует пышная подготовка. А мы взрослые люди, у нас за плечами большой этап жизни, дети наши. Так что для нас штампы в паспортах — просто формальность. Но само событие мы непременно отметим, как только я сумею выкроить свободное время.

Инна: Но фаты, безусловно, не будет. Какая я невеста? Цирк.

Стас: Ну да, все-таки фата — это признак невинности. Куда уж Инне — матери троих детей — фату надевать? Мы обойдемся без этой атрибутики.

— Встретились вы, кажется, случайно?

Стас: Вроде бы да, но я-то уверен, что это не случайность, а закономерность. Я был тогда в сложном душевном состоянии: пришла не то чтобы усталость от прежней жизни, но какое-то переосмысление. Не хотелось уже случайных связей, я мечтал встретить ту женщину, чей образ рисовал в своем воображении все годы. Знаете, в душе появился какой-то романтизм. Не глупый детско-юношеский запал, который затуманивает глаза, а совсем другой, осознанный, что ли. Это сложно объяснить… Хотя в самом моменте знакомства ничего особенно романтического не было. Мы увиделись после моего концерта в ресторане, где я с товарищами праздновал свое первое московское выступление. Инна с мамой и сестрой оказались там же.

Инна: Они у меня большие поклонницы творчества Михайлова. А я тогда совсем мало его знала. На концерт пошла со своими просто за компанию. Потом мы зашли поужинать в ресторан.

Стас: Вот и все. Дальше какой-то мимолетный обмен взглядами, улыбками… Искра, одним словом. Сестренки были немножко веселенькие, Инна вышла танцевать, и я (смеется) почему-то не мог пройти мимо, чтобы не ущипнуть ее за бочок. Вот так и произошла наша судьбоносная встреча.

Инна: Что ты выдумываешь? Вовсе я не танцевала. Просто смотрела на танцующих!

Стас: Спокойно! Она танцевала. Все было именно так, как я рассказал. После чего мы обменялись телефонами, и она вернулась за свой столик.

Инна: Когда мы с сестрой подошли к маме, она, видевшая, что мы разговаривали со Стасом, сказала: «Какой позор! Две взрослые тетки пристают к артисту». Решила, что мы первые к нему подошли. «Да нет же, — оправдывались мы, — он сам с нами заговорил». Но мама и слушать не хотела: «Быстро домой!» И через пять минут увезла нас, а в дороге все повторяла: «Позорище…»

Стас: На следующий день я позвонил Инне и предложил встретиться.

Инна: Причем в Питере. Так и сказал: «Приезжай, у меня там будут концерты». Разумеется, я отказалась.

Стас: Для порядка включила гордость со скромностью. И не приехала.

Инна: Это, видимо, и сыграло роль в том, что Михайлов обратил на меня внимание. Потому что устоять перед его обаянием невозможно. У него удивительная способность завораживать женщин. Уверена: ни одна не устоит. Несколько минут, и любая готова идти с ним на край света. Меня он тоже сразу же обаял. Просто поразил.
 

Стас: То есть ты сразу готова была на все?

Инна: Перестань!

Стас: Вернувшись в Москву, я позвал Инну посидеть в ресторанчике. Мы встретились, поболтали, потом начали общаться постоянно.

Инна: Но около месяца отношения были только платоническими. Я вела себя очень достойно. Хотя маме сказала: «Мамочка, по-моему, я пропала».

Стас: Но этого она никак не проявляла. Инна — сильная женщина. И слабых мужиков не любит. А я человек очень сильный. Инна знает мое отношение к ней, но также знает и то, что бегать за ней, плясать под ее дудку я никогда не буду. Я и не ухаживал, не добивался ее любви — это вообще не про меня. Наша изначальная взаимная симпатия переросла в близкие отношения как-то совершенно естественно, без нажима с чьей-либо стороны.

Инна: Через месяц Стас мне сказал: «Ин, вот ключи от моей квартиры, ты можешь здесь бывать в любое время».

Стас: Знаете, чем она меня взяла? Отношением. Я ей сказал: «Душа моя, вот он я — такой как есть, со всеми плюсами и минусами, и вот условия моей жизни. Устраивает? Если да — давай дальше двигать по жизни вместе». А я ведь тогда не был особо известен и уж тем более финансово состоятелен. Жил в маленькой однокомнатной квартире. Но Инна согласилась, не испугалась. Что поразило меня, подкупило и стало самым важным подтверждением искренности ее отношения ко мне. Она ведь была материально очень обеспеченна и независима (пятнадцать лет Инна была женой титулованного российского футболиста Андрея Канчельскиса, много лет жила с семьей в Лондоне. — Прим. ред.). Так зачем женщине играть в чувства, когда в перспективе ей предстоит не роскошная жизнь со светскими тусовками, а бытовуха — мытье полов, уборка, готовка, стирка и глажка? Только ради любви. Ведь что такое любовь? С годами я для себя точно сформулировал: это желание не брать, а отдавать. И Инна оказалась готова к этому… Конечно, мне, как мужчине, было стыдно оттого, что она располагала гораздо большими средствами, чем я. Но, слава тебе, Господи, ее деньги я не брал никогда. Жить на деньги женщины?! Для меня это невозможно. Сразу сказал ей: «Будем жить на то, что есть у меня». Другое дело — она хитрила: могла, к примеру, втихаря от меня заехать в дорогой магазин и накупить роскошных продуктов, экзотических салатов...

Инна: А дома перекладывала все яства на тарелочки, типа это я сама приготовила.

Стас: Сначала я не замечал, а потом стал понимать, что происходит. Сказал жестко: «Все. Этот вопрос закрыли раз и навсегда — покупаем только то, на что хватает моих заработков». И она, большой молодец, терпела. Вообще очень корректно ко мне относилась. Я же парень с периферии, из Сочи, и к моменту нашего знакомства мало что видел, почти нигде не бывал. А Инна — наоборот. Но она вела себя так, что я ни разу не почувствовал неловкости. Мне с ней было комфортно в любых ситуациях. Никаких фырканий, недоуменных взглядов, насмешек с ее стороны я не видел. А ведь запросто могла держаться покровительственно, делать вид всезнайки. Но она не хорохорилась… (Задумавшись.) Никого я не подпускал к себе так близко, как Инну. А ей доверил свою жизнь, пустил ее в сердце. Она знает про меня все — я спокойно открываю ей душу, открыто смотрю в глаза. У нас с ней полное доверие друг к другу. А что может быть важнее в отношениях двух людей?

— Инна, скажите, а на момент знакомства со Стасом вы были замужем?

— Официально — да, но отношения с мужем уже давно разрушились. Не хочу говорить об Андрее ничего обидного, но, поверьте, семейных проблем хватало. И накапливались они слишком долго. Я тогда была в очень тяжелом психологическом состоянии. В тот период вообще не думала о мужчинах — они были мне просто ненавистны. Полностью в них разочаровалась… За неделю до встречи со Стасом пошла в храм и стала просить Боженьку: «Выведи меня из этого ужасного состояния!» Не о любви я молила, а о спасении своей души, об избавлении от греха уныния.

Стас: Вот опять же в газетах писали, что она со мной изменяла мужу. Это бред, ложь, а я хочу, чтобы прозвучала правда. Едва только мы с Инной начали разговаривать откровенно, рассказывать друг другу про свои жизни, я сразу же решил расставить все точки над «i». Четко сказал: «Я не хочу разрушать ничей брак и не собираюсь спать с замужней женщиной, как бы она мне ни нравилась. Не привык делать гадости за спиной. Это моя позиция». Инна ответила: «Формально я еще замужем, но мы в стадии развода, и личной жизни с этим человеком у меня давно нет. Пытаемся поддерживать видимость семьи ради детей». То есть она не вела двойную игру. И это очень важно. И я никогда в жизни не стал бы пытаться разрушать ее семью, будь у них в браке все нормально. Для меня это табу. В этом случае у нас все закончилось бы, не начавшись. Но я видел: Инна была именно в том состоянии, про которое она рассказывала. Слишком много проблем у нее накопилось.

Инна: У меня тяжело болела мама — ей надо было делать пересадку печени, и мне пришлось вернуться из Лондона, чтобы заниматься здесь всеми этими делами. Всю жизнь буду благодарна своему бывшему мужу: Андрей не только с помощью своих друзей помогал мне все организовывать, но и полностью финансировал очень сложную операцию и все медицинские услуги, а ведь мама 50 дней пролежала только в реанимации… И все-таки в наших личных отношениях произошел полный разлад и началось непонимание. В какой-то момент я сказала мужу: «Все, наша жизнь с тобой закончена навсегда». Но я не хочу ворошить прошлое, считать обиды, не вижу смысла в том, чтобы разбирать, кто прав, кто виноват. Один никогда не бывает виноват. Слава Богу, сейчас у нас с Андреем все мирно. Не верьте газетам — мы не судимся, не скандалим, просто нормально, цивилизованно, по мировому договору производим раздел имущества, включая недвижимость в Лондоне. Обычная процедура.

Стас: В прошлую жизнь Инны я никогда не вмешивался. Сразу сказал: «Все, что ты приобрела с мужем, — это только ваше, я ни на что не претендую». Брать чужое — это не моя история, никогда до этого не опущусь… А к бывшему мужу Инны я отношусь уважительно. Так же, как и к своей прошлой жизни. Ни за что не буду говорить ничего скверного про женщин, с которыми жил. Я не желаю им зла. Наоборот, хочу, чтобы они были счастливы и вышли замуж. И как бы ни поступали они со мной в свое время, насколько бы тяжело я ни мучился из-за разлуки с детьми, когда мне не давали с ними общаться, — я это пережил и обид ни на кого не таю. Все осталось в прошлом.

Инна: У меня такая же позиция. Мы со Стасом свечи ставим в церкви за здоровье людей, с которыми в разные годы нас свела судьба. Это же часть нашей жизни. Дай Бог всем им счастья. И спасибо за все, что было, а прежде всего за то, что подарили нам деточек.

Стас: Да, я тоже считаю, что они и есть самое главное богатство и счастье в жизни. Вот пишут, что Михайлов бросает своих детей. Еще раз говорю: никогда. Это самое низкое, что можно про меня выдумать. Со всеми своими детьми, как бы это ни было неприятно узнать представителям желтой прессы, я общаюсь очень плотно. И очень рад, когда все они живут с нами.

Инна: Что меня особенно поражает в Стасе: вроде бы он не обязан заботиться о моих детях — у них есть отец, причем тоже человек состоявшийся, известный, которого они не только любят и уважают, но которым еще и безмерно гордятся. Но вы даже представить не можете, как трогательно относится Стас к моему сыну и дочке, как заботится о них, как любит. А они отвечают ему взаимностью. Для меня это очень важно и ценно. Меня с самого начала удивило то, что, когда Стас узнал о наличии у меня сына и дочки, его это совершенно не смутило. А ведь все подруги мне говорили: «Тебе уже за тридцать. Ну уйдешь ты от мужа, и кому будешь нужна с двумя детьми?» Но я все-таки ушла и очень скоро встретила Стаса. Вот так-то: если мужчина действительно любит женщину, он полюбит и ее детей.

Стас: Я не делю детей на «моих» и «немоих». Все они наши, и все разные — и по характерам, и по возрасту. Старшему, Андрею, — почти 18 лет, по менталитету он уже англичанин — оканчивает школу в Лондоне, планирует стать юристом. Очень хороший парень — целеустремленный, добрый, душевный. У нас с ним установился отличный контакт. Десятилетний Никита живет с мамой в Сочи. Хочу забрать его в Москву, чтобы дать парню нормальное образование. Все-таки в жизни пацанов есть «памперсный» период, с которым может справиться мать, но когда он заканчивается, направлять парня дальше надо под присмотром отца. Еве — 12 лет, учится в московской школе. Я вижу, что она искренне любит меня, и мне это очень приятно. Даше — шесть лет, ходит в детский сад, а Иванка у нас самая младшая, ей уже почти два года. (Андрей и Ева — дети Инны от брака с Андреем Канчельскисом, Никита — сын Стаса от первого брака с Инной Горб, Даша — дочь Стаса от романа с Натальей Зотовой, двоюродной сестрой певицы Валерии, Иванна – общая дочка Стаса и Инны. — Прим. ред.) Я всех детей приучаю к тому, чтобы они чувствовали себя одной семьей, чтобы понимали: они — братья и сестры. А задачу свою вижу в том, чтобы создать такие условия жизни, при которых каждый из них смог бы полноценно состояться. А вообще, чем больше детей в семье, я считаю, тем лучше. Какое же счастье наблюдать за маленькой Иванкой. Вообще-то ее полное имя Иоанна Станиславовна. Это потому, что мы с Инной ходим в храм Иоанна Предтечи. И мне очень понравилось это имя, звучит вроде красиво — Иоанна. (Смеется.) Правда, ведет она себя, как Ванька. Чистый пацан. Бандитка… Если Бог даст, хочу, чтобы у нас еще кто-то родился. Специально мы не планируем, но вот недавно сидели, разговаривали, и я сказал Инне: «А что, может, давай еще одного забамбашим?!»

Инна: Стас, ну что ты такое говоришь?!

Стас: А чего, словечко нормальное... Это жизнь. Когда мужику уже за 40, он по-другому относится к детям. Это не в обиду моим старшим, нет. Просто в 20 лет любой мужчина сам еще ребенок, да и в 27 не способен отнестись к детям по-серьезному. А вот сейчас уже все понимаешь правильно. И когда приезжаешь домой уставший, а это крохотное чудо тянет к тебе ручки, испытываешь ни с чем не сравнимое счастье. Общее дитя еще больше объединило нас с Инной. Как бы в отношениях поставлена точка. Вернее, восклицательный знак.

— Интересно, а вы присутствовали при родах?

Инна: Упаси Боже, никогда этого не позволила бы!

Стас: Что-то должно оставаться незыблемым — так, как было у наших предков. Нельзя нарушать таинство. Даже в угоду моде. Наверное, в каких-то взглядах я консерватор. Но убежден: роды — только женское дело, и мужик не должен видеть всю эту историю в крови. Зачем ему смотреть? Его дело помогать в другом. Мужское присутствие должно проявляться в том, как он дальше будет растить своих детей, чем кормить, какую жизнь им обеспечит, в каких традициях станет воспитывать. У меня, например, не забалуешь, о-го-го как могу поучить жизни. Мой ребенок, не мой — для меня разницы нет. Баловства не допущу.

Инна: А для чего детей баловать? Если позволять им все, у них потом та-а-кие будут запросы... Нет, тут слабину ни в коем случае давать нельзя. Вот пример из нашей семейной жизни. Как-то на отдыхе мы всей семьей сидели в ресторане. Дети сами заказали себе еду. Когда принесли, один из них — не важно, кто именно — заявил: «Я не хочу это есть». На что Стас жестко сказал: «Зачем же заказывал? Это стоит денег. Заказал — ешь!»

Стас: Да, только так. Поэтому в моей семье никогда не будет никаких капризов и истерик с воплями: «Не хочу! Не буду! Купи!!!» Поощрения, понятно, будут всегда. Но их надо заслужить. Моя позиция по отношению к детям очень жесткая. Но жесткость не значит жестокость или нелюбовь. Просто веское слово непременно должно быть. И еще я глубоко убежден в том, что детей нельзя воспитывать без духовной основы. Наши раз в неделю ходят в храм, причащаются. Мне хочется, чтобы все они выросли порядочными людьми, с нормальными ориентирами, способными обеспечивать себя и быть защитниками для других. Не позволю им вырасти избалованными мажорами… Есть и еще один очень важный для меня момент в семейных отношениях. Когда мы только начали встречаться с Инной, я сказал так: «У меня есть мать и отец. Знай: мои родители — это табу. Если услышу в их адрес хоть одно дурное слово или жалобу...» И Инна — молодчина, она не просто уважительно относится к маме, она ее любит, часто звонит ей, общается, как дочка. И маме она очень понравилась. После первой же встречи с Инной сказала мне: «Вот эта девочка очень хорошая». А я вам доложу, от моей мамы услышать такое дорогого стоит — из всех женщин, с кем я был раньше, ей никто не нравился...

В общем, детям своим я прививаю такое же отношение к родителям. У нас дома уважение к матери и отцу — закон. Я и других людей к этому призываю, не стесняюсь говорить на концертах: «Молодежь, цените своих родителей сейчас, а не потом, задним числом, когда их уже не будет. Дайте им теперь пожить нормально, помогите им, сделайте для них что-нибудь!» Это — аксиома: дети с самого раннего возраста должны думать о своих родителях, чтобы и потом, став взрослыми, сохранялось уважение к старикам. Но ничего нового я не придумал, я воспитываю так, как меня воспитывали в детстве.

— Как именно?

— Я рос нормальным пацаном — так же, как все мальчишки, болтался на улице, шалил, шкодил, падал, сбивал коленки, ломал руки. Но однажды мама сказала нам с братом одну простую вещь: «Если у нас в семье нет девочки, кто же, кроме вас, мне будет помогать?» Аргумент? Аргумент. И мы помогали. Всю работу по дому делали – убирали, ковры выбивали, в магазин ходили. Из нас не растили неженок. И еще мы с детства уяснили: родители не могут дать нам всего. Поэтому если даже безумно хотелось что-то иметь, мы молчали. Слова «хочу» в нашем доме не было. И в моей нынешней семье его не будет никогда — ни для кого из детей. Попросить меня о чем-то можно, но получат они это только в том случае, если я посчитаю нужным дать. Хотя мой достаток несопоставим с заработками моих родителей. В отличие от наших ни в чем не нуждающихся детей, мы с братом носили одну пару кроссовок на двоих и никаких деликатесов не знали — я бананы-то впервые увидел, когда уже в Москву приехал. Хотя родители всю жизнь работали: мама медсестрой, а батя летал, был одним из ведущих пилотов-инструкторов России, они не имели свободных денег… Еще огромную роль в моем воспитании, в становлении меня как человека, сыграл мой брат.

Валера научил меня жить с людьми, помог выработать жизненную позицию. В Сочи он был парень известный — крепкий, в школе его боялись, — грозой считался. Как-то, когда я учился в 3-м классе, а он в 9-м, меня обидел пацан-старшеклассник. Узнав об этом, брат при мне взял того человека за шкирку и дал ему по физиономии. Потом отвел меня в сторону и сказал: «Я поступил так, чтобы ты понимал и знал: я всегда рядом с тобой и во всем тебе помогу. Помни об этом. Но защищать себя учись сам. Вместо тебя я больше этого делать не буду». Этот урок я запомнил на всю жизнь и защищался, как умел. Часто сам лез на рожон, заводился из-за любой мелочи. В школе, конечно, постоянно приходилось выяснять, кто сильнее: выходили на задворки и мерились силой. Разумеется, как и все подростки провинциальных городов, бились стенка на стенку, против приезжих объединялись, особенно почему-то спортсменов не любили. За что, понять невозможно. Специально поджидали какую-нибудь спортивную команду, и начиналось молотилово. Что поделать, понимание того, что самое лучшее — это язык переговоров, пришло гораздо позже… Пока брат был жив, я четко понимал, что во всех ситуациях прикрыт им.

Валера являлся для меня непререкаемым авторитетом, единственным человеком, которому я при всем своем норовистом характере никогда не сказал «нет». Не оттого, что боялся его, а потому, что безмерно любил и уважал. Он был настоящий мужчина. Своими руками мог смастерить все что угодно. Мотокроссом занимался, прыгал на мотоцикле через рельсы, на каких-то сумасшедших картингах рассекал. Очень отчаянный. Мама постоянно за него боялась. А вот летать Валера не любил. И хотя пошел по папиным стопам — стал летчиком, бортмехаником, но думал только об одном: быстрей бы уже закончить свою летную деятельность и выйти на пенсию. По тем временам он имел право перестать летать в 34 года. Перестал в 27 лет — навсегда. 26 июля 89-го года он погиб.

А за два месяца до этого, в мае, я вернулся из армии. За несколько дней до трагедии мы стояли с Валерой на балконе, разговаривали. Помню, он сказал: «Братан, ну все, денег насобирал, теперь купим, наконец, машину и поедем с тобой по всем родственникам». Он давно мечтал о «Жигулях» шестой модели… Но получилось наоборот. Вся родня собралась у нас — приехали на его похороны… К этому привыкнуть нельзя, даже спустя два десятка лет. Можно только научиться с этим жить. Время от времени боль как-то затухает, отпускает, но потом опять накатывается волнами. В памяти все всплывает, словно это было вчера… Квартира вся в черном, мать, сразу поседевшая, тоже черная от горя. Это просто ужас, настоящий ужас… Как-то я нашел в себе силы мобилизоваться, чтобы поддержать маму, отца. С батей мы вместе летали на то место, где разбился вертолет Валеры. Меня не хотели брать, но все-таки я полетел. И спускался на горы со спасательным экипажем. Собственно, я и нашел Валеру. Собирали потом то, что осталось... Батя мой в тот момент голос потерял. (Смахнув слезы.)

Только потом пришло осознание всего случившегося, а тогда был полный ступор, шок. И такое шоковое состояние сохранялось очень долго. Но Бог дал сил. Знаете, в один день я из мальчика превратился в мужчину. Мне стало понятно: весь мой мир поменялся. Пропало плечо, на которое всегда можно было опереться, я остался один. Что делать, не знал совершенно. Понимал одно: надо как-то выживать — работать, что-то делать. Стал искать работу в клубах, в ресторанах. Материально было очень тяжело, поскольку сразу после этой трагедии отец с работы ушел. Я сам сказал ему: «Все, пап, больше ты не летаешь». Он даже не возражал, у него как отрезало. Поймите правильно: это не от страха. От ответственности перед близкими. У нас ведь очень дружная семья... К счастью, после гибели Валеры отношения с его семьей у нас сохранились прекрасные. Конечно, я помогаю его жене и дочке. Вика до сих пор мою маму называет мамой. Катюша, моя племянница, сейчас уже вышла замуж, слава Богу, за очень хорошего парня. У них родилась девочка, которую они назвали в честь деда — Валерия. Очень симпатичная, копия брата...

— Стас, многие мужчины выходят из тяжелых ситуаций с помощью алкоголя.

— Я вам честно скажу: в день похорон брата я впервые попробовал алкоголь и закурил. До этого никогда, даже в армии. Нет, вру, первый раз выпил после восьмого класса, в трудовом лагере, и это состояние — когда земля путается с небом — мне не понравилось. На этом все и закончилось. А вот на поминках Валеры... Казалось, что это поможет хоть как-то снять боль. Но это обманчивое ощущение. Алкоголь ведь все сглаживает только в сам момент выпивания, а потом, когда остаешься сам с собой, становится только хуже. Проблема-то не ушла… Конечно, периодически я попивал, но в 27 лет сам себе сказал: стоп! И в один день бросил. И пить, и курить, кстати. Ненавижу, когда мной руководит кто-то или что-то — какая-то страсть. Тут же начинаю на себя злиться. Я люблю контролировать ситуацию во всем: и в доме, и в коллективе, и на сцене, и уж тем более в собственной душе. Это моя суть. И я сказал себе: алкоголь, курение да и еда в безмерном количестве — это все не для меня. Я плохо себя чувствую с похмелья, мне не нравится во рту сигаретный привкус, а тратить жизнь на еду просто глупо, если для утоления чувства голода достаточно съесть обычную сосиску. И я понял, что не хочу тратить на все это свое время. А с годами я узнал, что существует такое понятие, как культура пития, что к алкоголю можно и нужно относиться без фанатизма, что процесс выпивания должен доставлять удовольствие. Мы с Инной, например, очень любим иногда побаловать себя хорошим вином.

— Во времена вашей юности Сочи слыл криминальным городом. Вы были причастны к какой-то группировке или такие контакты обошли вас стороной?

— Врать не стану, эта сторона жизни была мне довольно близка, говорю же: я рос на улице. И хотя сам всерьез не блатовал, но знал многих представителей разных группировок. Большинства уже нет на свете. Один из них, очень неглупый человек, однажды сказал мне: «Сделай выбор, чем ты намереваешься заниматься. Прими какое-нибудь одно решение: или блатуй, или пой...» Это были очень правильные слова. Я выбрал делом своей жизни пение, поскольку еще с восьмого класса начал выступать по школам, по дискотекам, в армейской самодеятельности пел, потом в ресторанах Сочи... Мама с папой говорили: «Когда уже, сынок, ты бросишь-то это? Песни, конечно, хорошо, но сколько можно петь? Когда серьезной профессией обзаведешься? Надо же высшее образование получать, становиться инженером». Но я говорил: «Нет». И уперто шел вперед, к своей цели. Ради этого поехал в Москву.

— А какой конкретной цели вы хотели достичь в столице: чтобы вас услышало как можно больше людей или себе самому хотели что-то доказать?

— Я знал одно: моя поездка обязательно должна мне что-то дать, открыть какие-то новые горизонты. Что такое Москва для молодого человека с периферии? Центр вселенной, государство в государстве. Обратите внимание: люди, которые чего-то добились в столице, в большинстве своем приезжие. С чем это связано? С необходимостью выживать, чтобы начать жить. Вот и мне надо было выживать. Как? Я не знал. Тупо открывал телефонный справочник, искал в нем названия ресторанов и развозил в них кассеты с записями своих песен. Их тут же выкидывали. Жить мне было негде и не на что. Приютил друг.

Теперь Сергей Кононов мой директор, занимается моими финансами. Проверенный человек, единственный, кто остался со мной из прошлой жизни. Я прожил в его квартире десять лет, с его супругой мы были как брат с сестрой. Уже три года Светы нет на свете, царствие ей небесное. Удивительная женщина. Ну кто согласился бы терпеть в своем доме столько лет чужого мужика? Но она терпела. И кормила, и даже одежду какую-то шила для меня. Вот такие бывают друзья. Поэтому я Сергея тоже никогда, ни при каких обстоятельствах не брошу... И еще я безмерно благодарен семье бизнесмена Валеры Задорина. На самом старте моей творческой карьеры они, не задумываясь, помогли мне деньгами, в которых я тогда нуждался, как в глотке воздуха, — нужно было решить вопрос с жильем. И мне, практически незнакомому человеку, дали очень большую сумму. Я был потрясен. Естественно, впоследствии долг вернул, но ту поддержку не забуду никогда. С Сергеем и семьей Валеры мы очень дружим, всегда вместе собираемся, отдыхаем сообща. Это те люди, которые протянули мне руку, когда я был еще никто, ничто и звать никак…

Первый мой концерт состоялся только в 2003 году в Питере — на нем собралось 300 человек. Для меня это было невероятное счастье: ко мне пришли люди! А после этого началась череда выступлений... Видимо, Боженька указывал мне: жди, жди, жди, а потом словно открыл калитку и сказал: «Теперь иди!» И я пошел — приглашения выступать посыпались с частотой автоматной очереди. Сергей мне иногда говорит: «А ведь мы с тобой живем на год вперед. Я уже составляю график на следующее лето». Это реально так. И слава Богу.

— Стас, пишут, что сейчас вы не только самый востребованный, но и самый высокооплачиваемый певец. Как ощущаете свою популярность?

— Ну уж точно не бегаю счастливый с воплями: «Ой, как здорово, меня узнают!» Знаете, я уверен: все, что со мной происходит — все мои падения, успехи, все ситуации в личной жизни, — мне дает Бог. Когда 15 лет подряд сочинял и клал свои песни в стол, постоянно задавал себе вопросы: зачем эти глупые тыкания в двери, где никто меня не принимает, зачем метания по Москве, которая не желает меня признавать? И не находил на них ответа. А вот теперь нашел. Просто мне дано было время состояться как человеку. Ведь если бы всю эту известность я получил в 20 лет, сгорел бы. Слава просто отбила бы башку, и все. Но ко мне популярность пришла в зрелом возрасте, и… я не понял, что это такое. Не лицемеря, говорю: не успеваю я ее заметить, потому что постоянно работаю.

Вот признание людей вижу, а это не одно и то же. Что такое слава? Это когда ты пользуешься ею: я такой-то, дайте мне то-то. Или специально ходишь, красуешься по тусовочным местам, чтобы тобой все любовались. А я закрытый, не понимаю этого. Только когда получил звание заслуженного артиста России, подумал: «Господи, значит, все не зря. Это же отмечена моя заслуга перед людьми за работу». Вот что меня действительно торкнуло. Только поймите правильно, я не хочу этим сказать, что заслуживаю такое признание, но в душе все равно приятно. Мне же никто не помогал пробиться, я всего достиг сам… Спрашиваете: что мне дала известность? У меня появилось второе дыхание. Вдруг оказалось, что мои песни нужны людям. Это и есть счастье. Вот в нем и заключается ощущение известности. А вовсе не в моих, как говорят, безумных гонорарах и многочисленных домах — чуть ли я не скрытый миллионер Корейко. Чушь, это же все легко проверяется...

Да, я не бедный человек — у меня есть все, что нужно для хорошей жизни, но, во-первых, я это заработал, а во-вторых, для меня материальный достаток не имеет значения. Неумеренной жаждой к деньгам не страдаю. Из жадности я делал бы 30 концертов в месяц. Но я отказываюсь и даю 14. «Почему? — удивляются многие. — При такой-то сумасшедшей востребованности?» Да потому, что это реально невозможно, я просто сгорю. Я же работаю вживую, с огромной эмоциональной отдачей, и на второй день после выступления просто прихожу в себя. А петь под «фанеру», чтобы «чесать» деньги, не хочу и не буду.

Часто отказываюсь от корпоративов. Но опять же, это не от того, что зажрался. Для меня очень важны обязательства, в мою голову с детства заложили простую истину: если ты дал слово, должен его держать. И вот, допустим, есть у меня в каком-то городе договоренность на концерт, который стоит энную сумму денег. Две тысячи людей уже купили на него билеты, заплатили свои деньги. А тут мне звонок: «Корпоратив...» — и предлагают сумму в два-три раза большую, чем гонорар за концерт. И я не соглашаюсь. Никогда. Это моя позиция. Деньги как таковые для меня не имеют значения. Но я совсем не против того, чтобы они были и я имел бы возможность доставлять радость окружающим меня близким людям.

Инна: И не только близким. Стас многим помогает — и храмам, и детдомам, и больным деткам...

Стас: Вот об этом говорить не стоит, не ради пафоса это делается. Я считаю, что, когда у человека есть средства, он просто обязан так поступать. Существует два хороших правила, которым меня научили с детства: первое — не ешь в одно горло, и второе — деньги должны приносить радость окружающим… Вот сейчас открываю продюсерский центр Стаса Михайлова. Хочу, чтобы он стал не бизнес-машиной, делающей деньги за счет сиюминутных проектов с певичками-однодневками, а творческой мастерской, помогающей пробиться по-настоящему талантливым людям, которым надо реально помогать. И это не пустые слова. Надеюсь, что всей этой историей управлять будет Инна, поскольку я очень часто уезжаю на гастроли. Уверен: у нее получится.

— Инна, а радует ли муж вас какими-то необычными подарками?

— Да чуть ли не каждый день, ну уж каждую неделю — точно. Разумеется, самое дорогое из всего того, что Стас мне подарил, — это наша дочка. И еще его песни. А если говорить о материальном антураже… Однажды он принес в ресторан 501 розу. Без всякого повода, просто возник у него такой душевный порыв. Как их занесли, не представляю... А недавно вот что устроил. Звонит с гастролей и говорит: «Сейчас к тебе приедет сюрприз, ты удивишься». И представляете, через некоторое время к нам во двор въезжает автомобиль «Бентли». Потрясающей красоты. Сказать, что я удивилась — ничего не сказать. Я потеряла дар речи… Вот рассказываю и думаю: а ведь кто-то скажет: это понты, пафос. Да нет же, это чувство. В этом характер Стаса: для тех, кого он любит, ему ничего не жалко.

Стас: Это правда. Мне самому много не надо, у меня минимальные потребности. Кровать, стол, шкаф — все, достаточно. Терпеть не могу излишеств. На отдыхе — джинсы, шорты да пара рубашек. В ежедневной жизни ношу такие же костюмы, в которых выступаю. Мне так удобно. В отличие от большинства людей моей профессии я не меняюсь, мне не надо всякий раз думать о том, как вести себя в том или ином месте: где я артист, а где — человек. И деньги мне мозги не отшибли. Просто люблю делать приятное людям из своего окружения. Дарить ведь гораздо радостнее, чем получать. Особенно, когда имеешь возможность делать не пустые подарки, а те, которые приносят радость. Многие же на дни рождения дарят подарки для галочки, несут какую-то хрень, которую именинники потом закидывают куда подальше. Я это терпеть не могу. Всегда стараюсь подарить то, о чем человек мечтает. Иногда делаю это стихийно, иногда подготовленно. Но в любом случае доставлять радость любимым — классно. Никаких денег для этого не жалко. И стыдиться мне нечего, я же работаю, а не ворую…

Вот, например, этот дом, который я строю. Вернее, не строю, а переделываю прежний, который купил прошлым летом и от которого практически ничего не осталось. Думаете, мне лично все это надо? Честное слово, нет. Но я занимаюсь этим, вкладываю сюда всю свою душу, сам продумываю дизайн — до мелочей. Зачем? Потому что дом — это жизнь. И я хочу, чтобы она здесь кипела, чтобы собирались дети, родители, друзья, чтобы всем было комфортно. В этом и заключается счастье.

— Стас, судя по всему, вы в семье безусловный глава. Но, по вашим же словам, у Инны тоже сильный характер. Приходилось отстаивать право на свое главенство?

— Зачем что-то доказывать? Она это просто знает. Все.

Инна: Мне кажется, в семейной жизни главное — уважение друг к другу. Я Стаса уважаю, потому что знаю: он сильнее меня. (С улыбкой.) И побаиваюсь. Очень уж он взрывной, может так накричать, что мало не покажется.

Стас: Конечно, бывает. С моим-то характером. (Улыбаясь.) Как она вообще со мной живет? Но и меня понять можно. По какой схеме я работаю? Четырнадцать сверхэмоциональных выступлений в месяц вживую. После концерта выброс адреналина продолжается еще два-три часа. Безусловно, я не выхожу со сцены благодушным. И в этом состоянии мне надо только одно: чтобы меня не трогали. Я должен побыть в одиночестве. В тишине. Все, кто со мной работают, знают: в это время лучше не лезть. А Инна поначалу этого не понимала. Я весь на эмоциях, а она начинает какие-то комментарии высказывать по поводу моего выступления: вот здесь надо было то, а там надо было так...

Инна: И нарывалась.

Стас: Нарывалась и получала. Ну не в прямом смысле, конечно. Просто я очень вспыльчивый и часто бываю не в настроении. Но Инна все про меня понимает правильно… Вот говорят, что для счастливой жизни муж и жена должны быть разными. Чепуха. Наоборот, они должны быть схожи во всем — во взглядах на жизнь, на быт, даже на отдых. Если ей нравится отдыхать, допустим, тусуясь на дискотеке, а мне — на природе, ну какое же тут может быть взаимопонимание? Никакого. Только споры. Интересы должны быть одинаковые. Тогда людям хорошо вместе. А многие пары живут какой-то псевдожизнью, им друг с другом скучно. Но это не про нас с Инной, нам быть вместе безумно интересно. И живем мы без всех этих соплей, нюней, сюсей-пусей. Не люблю все это. Я очень жесткий человек.

Инна: Первые два года, до появления ребенка, мы со Стасом не расставались ни на один день. Часа не могли провести друг без друга.

Стас: У нас и сейчас невероятная, особенная, мощная связь. Даже больше, чем просто связь, — какое-то духовное единство. Очень много совпадений в наших жизнях. Оказалось, что еще до знакомства мы с Инной ходили в один и тот же храм. Представляете? Только не знали о существовании друг друга, хотя, может, и встречались там.

Инна: А ведь жили в разных районах Москвы… А когда я впервые пришла к Стасу в гости, вдруг увидела у него образ преподобного старца Самсона…

Стас: Этот образ у меня всегда с собой. Потрясающий был старец, на Николо-Архангельском кладбище похоронен. Люди со своими бедами идут к его могиле, и очень многим он помогает. Я тоже периодически ездил туда со своими вопросами. Оказалось, что и Инна не раз приезжала туда. А недавно я узнал — подумайте только, какая связь! — мой духовный наставник, отец Михаил, дай Бог ему здоровья, ученик Самсона. Вот ведь как все переплетено. И когда я начал все это складывать в голове, понял: наша с Инной встреча была предрешена свыше, Господь словно подвел нас друг к другу…

Автор - Татьяна Зайцева